Тегеран постепенно активизирует свои усилия по выстраиванию более осязаемого влияния в ряде бывших советских союзных республик Закавказья и Центральной Азии. Этому способствует и поэтапная расконсервация его отношений с Западом, и в первую очередь с США. Венские соглашения, продемонстрировавшие готовность международного сообщества отказаться от санкций в отношении Ирана, стали для последнего сигналом к осуществлению более активной внешней политики по всему периметру его границ.
Вероятно, самым красноречивым индикатором, свидетельствующим о дальнейшей готовности Запада идти на уступки Тегерану, стала передача вопроса о Парчине – возможно, одного из самых секретных иранских военно-промышленных объектов – в руки МАГАТЭ. Именно там, по данным спецслужб западных стран, могла вестись разработка и даже производство оружия массового поражения, в том числе и его ядерного компонента.
Примечательно, что инспекторов МАГАТЭ иранская сторона ранее отказывалась туда пускать. К их профессиональной деятельности ранее неоднократно возникали вопросы. В данном случае не столь важно, как, в каких условий и что именно осмотрели побывавшие там инспекторы, главное – Иран, по сути, прошел еще один этап, отделяющий его от ожидаемого и на Западе, и в самой Исламской Республике снятия санкций.
Подобное поведение Запада (особенно стран ЕС) на фоне нескрываемого желания как можно скорее добиться экономической «расконсервации» Тегерана ясно дало ему понять, что Брюссель и Вашингтон готовы закрыть глаза во имя налаживания взаимовыгодного сотрудничества и на прочие примеры его «жесткого» поведения в регионе. Соответственно, наращивание иранской активности не встречает серьезных возражений. К сожалению, так наблюдается именно в тех случаях, когда иранские интересы пересекаются с российскими.
Кавказский вектор
Речь в данном случае идет, прежде всего, о бывших советских республиках, граничащих с Ираном, которые Россия пытается привлечь в интеграционный проект ЕАЭС.
Необходимо напомнить, что прежде особенно тесные связи у Тегерана наблюдались с Ереваном. Это позволило Исламской Республике укрепить влияние на Кавказе – одном из главных исторических центров притяжения внешнеполитических усилий крупных держав. С другой стороны, армяно-иранское сотрудничество позволило самому Еревану решить некоторые экономико-энергетические проблемы, возникшие после распада СССР.
Одновременно это позволило Исламской Республике создать перманентную угрозу своему конкуренту в лице Турции и ее ближайшему союзнику – Азербайджану. Важно отметить, что в Тегеране многие воспринимают последний подобно тому, как в России еще недавно относились к Крыму – как к «несправедливо» утраченной территории.
Это стремление усиливается тем, что Азербайджан традиционно являлся не только «ключом» к Закавказью, но и стратегически важной территорией для осуществления контроля над южной частью Каспийского моря. Во всяком случае, без его согласия транспортировать в Европу местные энергоресурсы, как иранские, так и туркменские, становится с учетом непростой ситуации в регионе затруднительно.
Соответственно, сейчас, после односторонней отмены Ираном виз в отношении азербайджанских и грузинских граждан, усиление кавказского вектора иранской внешней политики становится особенно очевидным. Попытки некоторых экспертов объяснить это лишь общим стремлением Тегерана «прорвать блокаду» и «выйти из изоляции» не дают ответа на вопрос, почему это произошло лишь в отношении немногих государств и не коснулось всех остальных, особенно западных стран.
Подобное положение дел заметно облегчает ему задачу формирования проиранского пула из числа местных экспертов, журналистов, политиков и бизнесменов. Получая всевозможные гранты, отправляясь в рекламные блог-туры и простые путешествия на иранские средства, их участники автоматически становятся влиятельной опорой Исламской Республики в своих странах. Опираясь на такую сравнительно недорогую лоббистскую силу, Тегеран впоследствии будет стараться влиять и на их политический курс.
Не случайно в списке «обласканных» Ираном стран значится и Грузия. Находясь в непростых взаимоотношениях с Россией, а также испытывая все более очевидное разочарование от нереализованных ожиданий от взаимодействия с Западом, Тбилиси с все большим вниманием наблюдает за иранскими усилиями в регионе, позволяющими ему лавировать между интересами больших держав и получить защиту от их притязаний. Не российских (хотя именно так это ранее представляли некоторые местные эксперты), а турецких, которые постепенно усиливаются.
Иран, Россия и Туркмения
Важно также напомнить, что и Туркмения, в последние месяцы вступившая в конфликт с Россией по газовому вопросу (после утверждений официального Ашхабада относительно «банкротства» российского «Газпрома» Москва подала на туркменскую сторону иск в Стокгольмский арбитражный суд), заметно усиливает экономические связи с Исламской Республикой.
В первую очередь речь идет о газе. Иран, взявший курс на «неоиндустриализацию» и создание современной промышленности, требующей заметного увеличения потребления голубого топлива, нуждается в получении его дополнительных объемов. В августе текущего года официальный Тегеран неоднократно заявлял о резком усилении взаимодействия в двусторонних торгово-экономических отношениях и открыто поставил своей целью доведение их объема до 60 млрд долларов. Следует заметить, что соответствующие ирано-российские и туркмено-российские показатели оцениваются в разы ниже.
И по мере дальнейшего усиления их двустороннего взаимодействия шансы на потепление отношений Туркмении с Россией пропорционально снижаются. Соответственно, заметно уменьшается и привлекательность для Ашхабада участия в ЕАЭС. Это обусловлено как политическими причинами (стремление сохранить диверсифицированные связи с прочими крупными державами), так и экономическими (основными инвесторами и торговыми партнерами Туркмении уже стали Запад, Китай и Иран). По соображениям безопасности Ашхабаду также выгоднее взаимодействовать с соседним Тегераном, чем с далекой Москвой. Во всяком случае, Иран в силу географического фактора способен оказать ему в случае необходимости более оперативную помощь.
Последствия усиления иранского влияния в бывших советских республиках
Усиление влияния Исламской Республики в ряде закавказских и центральноазиатских государств имеет ряд серьезных последствий для России и других стран.
В этой связи обращает на себя внимание нынешнее осложнение диалога между Арменией и Ираном. В условиях все более заметной диверсификации внешнеполитических связей последнего Ереван уже теряет свой прежний статус «эксклюзивного» партнера Ирана в Закавказье. Не случайно и то, что по времени это совпало со вступлением Армении в интеграционный проект ЕАЭС и последовавшими за этим выступлениями в рамках «коммунального» протеста. Примечательно, что некоторые эксперты даже заговорили о якобы осуществляемом в отношении Еревана давлении со стороны Тегерана.
Достижение новых результатов по расширению иранского влияния автоматически поставит вопрос о пределах российской «компетенции» как в Центральной Азии, так и на Кавказе, и на Каспии. В первом случае речь, прежде всего, идет о Таджикистане, многие представители которого считают Исламскую Республику если не «прародиной», то носительницей единых этнокультурных ценностей. Примечательно, что Иран уже является одним из основных, если не главным донором работ по завершению ряда гидротехнических проектов в этой стране, благодаря которым она рассчитывает преодолеть энергетический кризис и в целом решить проблему бедности. В данном случае Иран имеет конкретный интерес, рассчитывая в среднесрочной перспективе восполнять часть потребностей в пресной воде из Таджикистана, которую предполагается перебрасывать по территории северного Афганистана.
Несмотря на то, что пока такой сценарий представляется фантастическим, в среднесрочной перспективе он может стать реальностью. Это может произойти в том числе в случае развала единого Афганистана.
Что же касается кавказско-каспийского направления, то ожидаемое усиление здесь иранского влияния может иметь гораздо больше негативных последствий для России. В этом контексте нельзя забывать о нерешенности вопроса с дележом Каспия. Его «справедливого» передела громче всего добивается именно Тегеран. В пику России, настаивающей на его дележе соответственно береговым границам, он предлагает выделить «каждой стране по 20% акватории». Данный вопрос неизбежно станет на повестке дня возможно даже не в среднесрочной, а ближайшей перспективе. А это рискует создать проблемы для Москвы, пытающейся продемонстрировать себя в качестве регионального арбитра.
Существует и другой вызов российским интересам в среднесрочной перспективе. Так, усиление иранского влияния в Азербайджане способно поставить под вопрос и позиции России не только в Закавказье, но и на ее Северном Кавказе. В частности, речь идет о Дагестане, особенно его каспийском побережье с центром в Дербенте, до начала XVIII века являвшемся фактическим форпостом иранского влияния в регионе, устраненным лишь в результате Каспийского похода Петра I.
Подобная ситуация во многом привлекательна и для Запада, поскольку растущая иранская активность сразу в двух регионах неизбежно вынудит Россию отвлекать значительную часть ресурсов на угрожаемые направления – кавказско-каспийское и центральноазиатское. Соответственно, это вынудит Москву как минимум притормозить усилия на европейском, в частности украинском, направлении. Вашингтон непременно попытается воспользоваться подобным обстоятельством для реализации своих интересов в Евразии.
Любое обострение отношений РФ с ИРИ было бы подарком и для Брюсселя, и для Вашингтона. Поэтому перед российским руководством стоит задача поиска точек соприкосновения и разграничения сфер влияния во избежание ситуации, при которой Москва и Тегеран своими действиями поспособствовали бы сугубо западным планам.
Иран – сложный партнер, но перспективы достижения с ним взаимопонимания есть. Тем более что к этому располагает и нынешнее его сотрудничество с Россией по Сирии и Ираку.
В частности, об этом наглядно свидетельствует ситуация, при которой стало возможно реальное военное взаимодействие Москвы и Тегерана в борьбе против «Исламского государства» и других радикальных группировок на Ближнем Востоке. Его увенчал удар, нанесенный крылатыми ракетами с боевых кораблей Каспийской флотилии российского ВМФ 7 октября через воздушное пространство Исламской Республики. Бесспорно, что без ведома и согласия на это Тегерана подобное было бы невозможно.
Причина, по которой Иран, столь щепетильно относящийся к любым нарушениям со стороны иностранных держав своих территории и воздушного пространства, согласился на это, очевидна. Она – в стремлении разделить с Россией груз борьбы с радикальными суннитскими группировками, угрожающими и российским, и иранским интересам. Сам факт нанесения подобных ударов свидетельствует о переходе двусторонних отношений в иную плоскость, которая не ограничивается лишь диалогом двух партнеров.
Необходимо напомнить, что в последние годы в значительной степени именно на плечи Тегерана и его союзников легла тяжесть борьбы с радикальными исламистами в Ираке и Сирии. Соответственно, вмешательство Москвы способно их «разгрузить».
Однако такое взаимодействие с большой долей вероятности будет носить временный характер, и оно может ослабеть по мере роста будущей региональной конкуренции между двумя державами, которую всячески станут подстегивать третьи страны, особенно США.
